На фото: Герман Лукомников читает стихи своего отца на фоне его фотоавтопортрета
Алексей Михеев
Забывать не рекомендуется
В Московском Доме книги на Новом Арбате прошёл вечер «Поэзия вне времени» — презентация очередного тома книги «Уйти. Остаться. Жить», посвященного на этот раз безвременно умершим поэтам 1970-х и 1980-х годов.
Культурно-просветительский проект «Они ушли. Они остались» в настоящий момент держится на плечах трех организаторов — Бориса Кутенкова, Николая Милешкина и Елены Семеновой. По сути, скопилась уже многотомная хрестоматия из текстов поэтов разных эпох. Маленькая презентация очередной книги — это повод поговорить о тех, кто нас покинул. Ведь прошло уже — шутка ли — свыше сорока лет, и мы вправе охарактеризовать тогдашние имена как часть большого литературного процесса.
В полной мере эти слова относятся к Николаю Рубцову (1936—1971), которого давно проходят в школе. Популярность этого «второго Есенина» в годы его жизни действительно была весьма высокой, а трагическая и нелепая смерть только дала повод говорить о нем еще больше. Прекрасно помню, как мы писали по Рубцову сочинения в школе, как учили его стихи, наконец, какую бешеную шлягерную популярность приобрело его вполне простое и, может быть, незамысловатое стихотворение «Я буду долго гнать велосипед…». Это и в самом деле был современный классик, но сейчас его знают гораздо куда меньше, чем даже в девяностые годы.
Сейчас стихи Рубцова не на слуху, их не поют, да и критических текстов об этом поэте уже не больно-то и встретишь. Николаю Милешкину (и с ним вместе — главному редактору журнала «Отечественные записки» Алексею Шорохову) пришлось читать с эстрады те стихи Рубцова, которые 20 лет тому назад вряд ли кому-то пришлось бы напоминать — «Взойду на холм и упаду в траву…» и «Я умру в крещенские морозы…». Это самое известное из всего рубцовского лирического наследия, и, возможно, большинство забыло о Рубцове ввиду известной пушкинской характеристики: «Мы ленивы и нелюбопытны». Впрочем, морализаторствовать на эту тему совершенно бы не хотелось. В конце концов, все подобные проекты только для того и делаются — чтобы, как говорится, помнили.
Но вот другой поэт, о котором зашла речь на том вечере. Он не столь известен, как Николай Рубцов. Это самобытнейший Геннадий Лукомников (1939-1977), чьи странные и очень смешные стихи вполне могут быть отнесены к обэриутовско-авангардной традиции. И еще того приятнее, что читал их сын поэта, Герман Лукомников, которого часто можно увидеть на многих литературных вечерах. В таком исполнении хармсовско-приговские, отчасти юродствующие, но отчасти и мудрые стихи Геннадия Ильича воспринимаются даже лучше, чем при прочтении с листа. Но я не буду теоретизировать об этом талантливом самородке, а просто приведу здесь его небольшое стихотворение «Сонмы путешествий»:
Каляки-маляки по шару земному,
Испытанный способ все звезды пройти,
Потом вдруг прямая
стремительно к дому —
И новые страсти увидишь в пути.
Арканю Нью-Йорк — непомерно богатый,
Но скатерть Союза — ужасно строга,
Иди докажи, что ты пятый-десятый,
Иначе энцика возьмет на рога.
Масштабы мышления, слова и дела
Весьма необширны в сравненьи с бытьем,
Моя голова от муры поседела,
Звезду исправляю чернильным битьем.
Любой своеобразный поэт интересен, как некая идеально каллиграфически вычерченная буква. Когда она вписана в алфавит, мы уже можем говорить о поэте как о большом явлении. Но кто в конечном итоге в таком алфавите окажется, при жизни поэта абсолютно непонятно. Зачастую это становится ясно только многие годы спустя.
Спасибо за то, что читаете Текстуру! Приглашаем вас подписаться на нашу рассылку. Новые публикации, свежие новости, приглашения на мероприятия (в том числе закрытые), а также кое-что, о чем мы не говорим широкой публике, — только в рассылке портала Textura!
